Первая кровь
Как я искал и находил оправдания собственной слабости. Одно из самых сильных воспоминаний детства — первый удар кулаком в лицо, который я получил. Мне тогда было лет одиннадцать. До этого все толкания в детском саду, сражения на мечах на гаражах и всевозможная возня после школы, которая называлась борьбой, в расчет не шли и в настоящем смысле этого слова дракой не были. Ни я, ни мне еще никто по физиономии не бил. А дело было в пионерском лагере.
В пятом отряде я и Коля Разгуляев были лидерами. Наши кровати в спальне стояли рядом, и мы считались друзьями-соперниками. И вот как-то во время очередной возни с боем на подушках мы схватились врукопашную. Ну, я зажал Разгуляя, то есть обхватил шею двумя руками, и стал давить, пригибая голову к кровати. Не имея возможности вырваться, он неожиданно снизу ударил меня кулаком в лицо. Настоящий удар получился, злой, мужской. Я тогда совершенно растерялся. И растерял сразу все лидерство — вожак после этого у нас остался один — Разгуляев. Но, пожалуй, главное последствие было значительно серьезнее: я растерял иллюзии. Жизнь приобрела другие, более реалистические очертания. Не то чтобы она стала хуже, она стала другой.
Я понял, что, оказывается, в этой жизни есть и удары кулаком в лицо. И может быть, именно с первым таким ударом закончилось мое по-настоящему розовое детство. Много лет спустя, когда уже был учителем, когда приходилось выслушивать просьбы научить драться или исповеди родителей о том, как тяжело переживают унижения их дети из-за того, что не смогли дать сдачи, я вспоминал не этот случай, а куда более стыдное из своего детства. Вспоминал, как убеждал себя, что сегодня не могу драться, потому что недавно была разбита губа, накладывали швы, и они, не дай Бог, разойдутся. Как объяснял себе, что глупо связываться, когда, фамильярно обнимая меня, дворовый хулиган Зяма нагло воровал шариковую ручку из верхнего накладного кармана моей куртки, а я делал вид, что не замечаю, потому что он старше и сильнее.
Приучался к мысли, что нормально делать ноги, если противник превосходит тебя силой, умением или численностью. И (что очень смешно) внушал себе, что боюсь не за себя, а за него, противника: мол, нанесешь ему непоправимую травму — ударишь, а он упадет, ударится головой об асфальт и… Чего только не придумает в оправдание своей банальной трусости изощренный ум. Проблема первой драки, первой крови, преодоления страха ударить человека по лицу. Что с этим делать? ПОМОГАТЬ своему сыну стать мужчиной. А что же еще? Есть две основные методики поведения родителей на жалобу их детей о том, что их обижают: или дай сдачи, или отойди от нехорошего мальчика. Второй мне кажется сомнителен. Не надо отходить: пусть не дает сдачи, но и не отходит. Важно ведь в конце концов не умение драться, а способность не струсить. И не надо бояться защищать своих детей. Пусть сам научится за себя постоять — это не метод. Не все способны выплыть, если их, не умеющих плавать, бросят одних в воду. Надо помогать. Надо встать рядом, если зло сильнее. Часто родители недоумевают: что делать, если к их ребенку постоянно пристают превосходящие силы противника, и он, естественно, не может с ними справиться? ВСТУПИТЬСЯ за него. Ничего стыдного. Все поймут правильно.
К тому же на самом деле ваше вмешательство вовсе не означает, что вы должны вместо него драться. Но прийти в школу, выйти во двор, пройтись с сыном по подворотне, показаться вы должны. Он не один, в случае чего у него есть защита — вот практический смысл вашего маневра. И пусть внешне ребенок будет стесняться вашего присутствия и даже отговаривать вас, в действительности он будет гордиться и чувствовать, что вы поступили справедливо. А вот если по разным соображениям оставите его один на один в неравной борьбе, он будет думать, что вы к нему равнодушны или попросту сами струсили. Что же касается всевозможных секций бокса и карате, в целом это более полезно, чем наоборот. Другое дело, что побеждает не тот, кто умеет драться, а тот, кто не трусит. Это потом может сложиться пацифистское мировоззрение, осознание пагубности насилия и тому подобное. Потом будет взрослая жизнь. А пока своя, особенная — мальчишечья. И эта трудная жизнь — стыд, боль, чувство собственного достоинства, комплексы и преодоления. Речь не о воспитании насилия. Наоборот, о воспитании стойкости против него.
(Обновлено)
