Здесь не прячут страдание
Урок закончен, двери распахиваются, и восьмилетнего Сашу в инвалидной коляске выкатывают в коридор одноклассники — Артем, Максим и Лиза. Всю перемену идет игра. Условие: Саша должен успеть коснуться рукой убегающего. Дело происходит в московской общеобразовательной школе N1321 под названием Ковчег. Школе, где здоровые и больные дети учатся вместе. Так было задумано с первых дней ее существования. И в этом — основа педагогической методики, именуемой ИНТЕГРАЦИОННАЯ ШКОЛА.
Двенадцать лет назад сотрудники Центра лечебной педагогики с помощью нескольких родителей создали новую, интеграционную школу: вместе с обычными стали учиться дети с психическими, физическими и социальными проблемами. Их не принимали в массовую школу не потому, что они опасны для здоровых сверстников или необучаемы, а потому, что требовали к себе удвоенного внимания и профессионализма. Во вспомогательных учреждениях такие дети деградируют, а домашнее обучение еще больше отдаляет их от сверстников и нормальной жизни. Так что необходимость интеграции не вызывала сомнения. Эксперимент поддержали и в столичном Комитете образования, и в префектуре Юго-Восточного округа. В 1996 году Ковчег справил новоселье в районе станции метро Авиамоторная.
Здесь нашлось место для трехэтажного здания с уютными классами, мастерскими, музыкальным и лечебными кабинетами, для стадиона и даже конюшни со зверинцем. К директору за анальгином Первым ковчеговцем, которого я встретила, была… лошадь. Она осторожно везла маленького наездника. Судя по его сияющим глазам, иппотерапия проходила успешно. Мы помахали друг другу рукой, и все стало ясно: дети как дети. Потом было крыльцо с колокольчиком. И каюта капитана Ковчега — Александры Ленартович. В первые годы у нее вообще не было кабинета: сидела за своим столом в коридоре. Такое безбарьерное общение помогло сломить привычную вертикаль: запуганный подчиненный — грозное начальство. Перешли на горизонталь: дружеские отношения старших и младших, как в нормальной семье. Когда традиция устоялась, Александра Михайловна решила: теперь можно и в кабинет. Правда, кабинетом это небольшое пространство можно назвать с натяжкой. Дверь всегда распахнута. Ни приемной, ни секретарши. Заходи любой в любое время. Естественно, заходят.
Второклассник звонит по начальственному телефону домой — директор терпеливо ждет своей очереди. Вбегают две подруги: У Ксюши день рождения, пойдемте чай пить! Александра Михайловна достает мешок с подарками. Всей компанией решают, что подарить имениннице. Заходит взлохмаченный восьмиклассник: Голова болит! Пока директор спасает бедолагу массажем и таблеткой анальгина, пью компот, сваренный из дачной продукции Александры Михайловны, и пытаюсь начать педагогический разговор: — Директору важно уметь варить компот? — Надо быть всем понемножку — и поваром, и медсестрой… Никогда не знаешь, что пригодится. Воспитание чаепитием Когда кабинет на короткое время пустеет, Александра Михайловна рассказывает о тех, кого я только что видела. У одной девочки задержки развития после смерти мамы. У мальчика — серьезные проблемы с родителями. Чтобы притушить кризис, ему предложили пожить в школьной социальной гостинице, открытой специально для таких случаев. Живя в ней с согласия родителей, дети продолжают учиться в школе.
А на каникулы многие отправляются в Тверскую область. Там в отдаленной деревушке что-то вроде ковчеговского филиала. В нем постоянно живет лечебный педагог из Германии Экарт Хенцлер. В любое время он принимает постояльцев и выхаживает их с помощью тишины, свежего воздуха и деревенской жизни. Многие только здесь впервые увидели живую корову и козу. А еще научились разводить и поддерживать огонь в печи, доставать воду из колодца. К воспитанию в Ковчеге подходят как к лечению (но не перевоспитыванию). Помимо традиционного общеобразовательного меню, тут много всяческих терапий — музыкальная, театральная, физическая, художественная. Каждую неделю, например, тут пекут плюшки. Кулинарно-терапевтическая процедура, оказывается, может быть полезной. Как-то в Ковчег привели мальчика, который из-за осложнений после прививки не мог не то что писать, выполнять самые элементарные действия руками. Вместе с одноклассниками он начал мять и раскатывать тесто, лепил неумелые, но свои плюшки, которые потом оказались на общем столе во время чаепития…
Постепенно исчезли страх и скованность: лепка вывела руки из оцепенения. И — больной ребенок начал писать и рисовать. Правда о нас Опасения родителей, не отстанет ли их здоровый ребенок, учась рядом с больным, напрасны. В каждом классе собраны дети приблизительно одного интеллектуального уровня. Ученики с особо серьезными нарушениями занимаются отдельно — в маленьких группах или индивидуально. Но это не закрывает их от других — общаются и на переменах, и на каникулах. Зачем это надо здоровым, рассказал миру канадец Жан Ванье: Не только я нужен им, но и они нужны мне. Университетский преподаватель, он в 1964 году оставил блестящую карьеру и основал христианские общины, где здоровые живут рядом с физически и умственно неполноценными людьми. Основатели первой интеграционной школы в России дали ей имя Ковчег — так называются его общины, которых в мире уже более ста. В отличие от многих школ, особенно частных, в Ковчеге не пытаются создать детям максимум душевного и материального комфорта.
От них не прячут страдание. И вслед за Жаном Ванье верят: взаимоотношения с людьми, которые страдают, — это способ увидеть собственную бедность и разрушить собственное спокойствие. Страдающие снимают нас с пьедестала могущества и того, что называется добродетельностью, и открывают нам правду о самих себе… При всем этом школа гарантирует ученикам необходимый объем знаний. Выпускники, если позволяют способности и здоровье, поступают и в музыкальные училища, и в МАИ, и в РГГУ. Некоторые идут на вечерние отделения в педагогические вузы. Театр для трудных родителей Доверие тут превыше всего: не выучил урок, значит, не мог. Ставить двойки не принято, равно как и жаловаться начальству или родителям. Найти общий язык с классом и каждым учеником в отдельности — дело профессиональной гордости и фантазии.
Предоставляется полная свобода, ограниченная, разумеется, свободой учеников. Никаких готовых методик и рецептов. У человека непосвященного столкновение с педагогикой свободы вызывает шок. Во всяком случае в первые минуты. Что это за школа, где ученики могут, сидя вполоборота к доске, обращаться к учителю (с его же разрешения) по имени и даже на ты? В разгар объяснения квадратного корня кто-то преспокойно читает роман, кто-то бродит по классу и даже выходит из него без разрешения. — И что же, учатся? — спрашиваю после одного такого урока дядю Борю — длинноволосого преподавателя в потертых джинсах. — Кому надо, учится. Нельзя давить — сами все поймут, когда время придет… И потом не всем же в жизни нужна математика. Зато вы заметили, как они общаются между собой? Масса проблемных ребят, крайне сложных — и ни одного отверженного! Вот это и есть стопроцентная успеваемость.
Терпимости приходится учить и родителей. Одним трудно принять своих детей-инвалидов: пропала жизнь… Другие тиранят их гиперопекой. И те, и другие порой пытаются учить учителей правильному обращению со своими детьми: задавать побольше, быть построже… Два года назад ситуация в классе Екатерины Аруцевой казалась беспросветной. Дети были сложные. Родители им под стать: некоторые даже дрались между собой. И Екатерина Степановна решила: вынужденно безработных мам нужно срочно объединить. Маму Валеры она попросила почаще фотографировать и снимать на видеокамеру всех детей — так успехи ребят заметнее. Маме Максима предложила провести самой урок чтения — так, как считает нужным. Главным объединяющим ноу-хау стал лечебный кукольный театр. Дети — зрители, а родители — сценаристы и режиссеры. Каждую среду обязательный последний урок — спектакль. Начинали с Колобка и другой классики, продолжают пьесами собственного сочинения. Сторож брату своему Урок русского языка в пятом классе. В разгар самостоятельной работы крупный не по возрасту мальчик неожиданно вскакивает, всплескивает руками. В глазах слезы: Надоели мне эти уроки! Ничего не понимаю! Отстаньте от меня все… Как бы реагировали на это в обычной школе, не трудно представить. Здесь — другое.
Человек не здоров, его надо не ругать, а успокоить. Это и происходит: к рыдающему однокласснику подходит тихая Света и гладит его по плечу, по голове. В конце концов тот затихает и смиряется с необходимостью дописать упражнение. В каждом случае маленькие победы над болезнью — результат общих усилий — педагога и учеников, причем участвуют в этом не только здоровые дети. Часто неожиданно для себя и своих педагогов. Так, например, случилось, когда непробиваемый аутист Артем вдруг взял под свою опеку колясочника Сашу. без страха и сравненья Конечно, все далеко не так благополучно, как хотелось бы. Совсем недавно в Ковчеге случилось ЧП — класс попросил заменить преподавательницу: Она нас за идиотов держит. Учительницу от уроков в этом классе отстранили. И все же она осталась при своем: Но они же действительно больные и учиться не хотели!..
Заповеди Ковчега, к сожалению, не всегда по силам даже старожилам. Еще больше проблем вне школы. В музее, в метро, на улице ковчеговцы держатся стайкой, окружая кольцом самых сложных детей, чтоб избавить от оханья и пугливых взглядов. Это еще в лучшем случае. Школа дураков… Ученикам 1321-й приходится слышать и такое. Психотерапевт Ксения Устинова уверена: в такой реакции на чужую боль скрыты наши собственные душевные болезни и страхи. А вдруг и со мной такое случится? — Недавно на прием приходит одна наша мама. (Ее сыновья стали глохнуть.) Я думала, — говорит, — что самая несчастная, что мои хуже всех, а увидела, какие в Ковчеге дети, поняла, что мне еще повезло… — Но разве это не правильная установка? Разве не настраивает на оптимизм? — не удерживаюсь я. — Да нет же! Неправильно жить, настраиваясь на страх и сравнение. Наши дети не этого от нас ждут. А того, что мы примем их такими, какие они есть…
Помнится, что в тот день, когда я впервые отправилась в школу, случились такие вещи: 1) я встала рано и съела свою тарелку каши с неимоверной скоростью; 2) в школе было светло, много детей и воздушных шариков; 3) я сидела на стуле в совершенно новых джинсах и чувствовала себя превосходно. Меня познакомили с нашим директором — Александрой Михайловной. Мы пожали друг другу руки и, кажется, остались довольны знакомством. Света Цинковская Самое яркое воспоминание — то, как ребята приходили ко мне в больницу на день рождения и как со мною в больнице общались Евгения Николаевна, Седа Жановна и Костя Куксин. Саша Хелемский Первый раз я попала в Ковчег, когда пришла записываться с папой в 4-й класс. Больше всего меня тогда изумило то, как легко я смогла разговаривать с учителем. Это была Татьяна Аркадьевна, которая в течение нашего разговора подкармливала меня орешками. Мария Смирнова, выпускница и учитель Ковчега Ковчег отличается от той школы, в которой я раньше учился. Хотя в той учились более или менее нормальные психически народы, но никто никого не любил.
Там меня не понимали, били и обзывали матерными словами, а здесь любят и уважают. Игорь Романов Я очень хорошо помню свою школу, где были такие голые казенные стены, очень было официально, суровые учителя, которые гоняли нас по-страшному. И поэтому Ковчег потряс меня: дети ничего не боятся; учителя тоже не боятся нестандартно вести уроки. Моя бывшая школа давала серьезные знания, но делала это насильно. И потому ее стены долгое время не были родными. Ирина Королева, учитель Ковчега В 1995 г. московская государственная общеобразовательная школа N 1321 Ковчег получила статус городской экспериментальной площадки.
Сегодня в ней 390 детей: около 40 процентов — с эмоционально-волевыми нарушениями, с нарушениями опорно-двигательного аппарата, слуха, а также с педагогической запущенностью. В Медико-психологический совет школы входят специалисты Центра лечебной педагогики, дефектологического факультета МОПУ, НИИ речи, Центра Дошкольное детство им. А.В.Запорожца, Кризисной психиатрической службы Санкт-Петербурга, независимой ассоциации психиатров и психологов Москвы. Школа разделяет принципы вальдорфской педагогики. Ее основатель Рудольф Штайнер считал, что в детях надо в равной степени развивать Голову, Руку и Сердце. Поэтому театр, танцы, музыка, изобразительное искусство и ремесла занимают не меньшее место, чем математика, языки или биология. В Ковчеге используют авторские программы, позволяющие больным детям адаптироваться в мире. С детьми занимаются лечебные педагоги, музыкальные терапевты, арт-терапевты, психологи, дефектологи и специалисты по лечебной гимнастике. Проекты школы по коррекционной работе были поддержаны грантами Института Открытое Общество Дж. Сороса.
(Обновлено)
